Том 4. Лунные муравьи - Страница 69

Разговор продолжался еще тише, и Лидия не могла больше уловить ни одного слова.

Пришел батюшка, сердитый, властный.

Крестных отцов и матерей поставили рядом. Восприемниками девочки оказались просто сторож церковный и женщина в платке.

Лидии Ивановне положили на руки ребенка. В свертке одеял она и не почувствовала маленького человечка, легкого, как скелет птички. Окунув мальчика, батюшка принялся за девочку. Девочка была толстая, красная и совершенно без волос. Ревела она очень громко.

Имена обоих детей – Наталии и Виктора – священник произносил рядом. Ходили вокруг купели тоже все вместе, и Лидия Ивановна, и сторож, и Петр, и женщина в ковровом платке. И наконец крещение кончилось.

Паучок был записан незаконным сыном мещанки Максимовой – Виктором Петровичем Петровым.

Вернулись домой. Стемнело. В зале зажгли свечи в парадных подсвечниках. На столе был один прибор. Лиза благодарила барыню и, несмотря на слабость, сама принесла ей телячьи котлетки. Семейство собралось в залу смотреть, как барыня кушает. Лидия пыталась усадить их с собою, но они не сели; их ждал хороший обед в спальной, после отъезда барыни.

Лидия обжигалась, торопясь кончить котлеты. Варя пристально и равнодушно смотрела ей в рот. Анна Маврикиевна суетилась без толку. Петр Корвин старался занять барыню и говорил что-то утонченное, а она не знала, как отвечать. Наконец котлетки были съедены, и барыня стала прощаться. Ее не удерживали, хотя очень благодарили и проводили до извозчика.

И сейчас же все преобразилось. Дети завизжали, две-три тарелки разбились, младенец Анны Маврикиевны заревел, а Варя налила себе рюмку водки и нелестно сострила насчет барыни. Сели обедать. Даже скромный чиновник, супруг Анны Маврикиевны, развеселился.

Только Лаврентий Корвин неотступно был в детской у кровати и следил с интересом и прежней жалостью, как, после недолгого сна, опять молча заворошился только что окрещенный паучок Витя.

VII

Скоро все вошло в свою колею. Лиза по-прежнему жарила бифштексы, не ладила с барином и бранила Корвина, который бывал чаще прежнего, с соизволения господ и на правах жениха Лизы.

Но бедный ребенок Лизы не находил себе пристанища. Отдали было его к одной прачке за шесть рублей в месяц, брусок мыла и фунт кофе; но у прачки, во-первых, не было своего грудного, а потому и молока; во-вторых же, прачка жила в мокром подвале и ее собственные дети были так бледны, что когда они поднимались на улицу, казалось, что они поднялись из могилы.

Анна Маврикиевна, которая пока сама кормила Витю, говорила, что любит его не меньше собственного сына.

И один раз вечером Лиза, вся в слезах, попросила барыню на кухню.

В углу, прижавшись, сидел неизбежный Лаврентий Корвин. Посередине кухни стояла Анна Маврикиевна в волнении.

– Вот, барыня, – сказала Лиза, – Анна Маврикиевна решается Витьку совсем к себе взять. Восемь рублей, чай, сахар, еще там кое-что… Восемь рублей! А что ж у меня-то из десяти отанется?

Лаврентий поник головою, сознавая свою вину.

– Неужели же тебе для своего ребенка жаль? – произнесла Анна Маврикиевна. – Подумай, ведь за ним уход будет! А тебе что нужно? Ты сыта, одета…

Лидия Ивановна слушала нетерпеливо. Ее ждали гости.

– Конечно, Лиза, отдайте! – торопливо сказала она. – Что деньги! Лишь бы мальчику было хорошо.

Лиза начала громко реветь и причитать. Корвин отвернулся к окну. Но судьба Вити была решена: он поступил на попечение Анны Маврикиевны или, точнее, Зойки, Ольки, Лельки и Соньки.

– Ты не беспокойся, пожалуйста, о деньгах! – говорил Корвин Лизе, прощаясь с ней на лестнице. – Я жив буду, я тебе достану. Я – ты знаешь – как Витьку люблю. Ты, пожалуйста, не беспокойся.

– Да откуда у тебя, когда ты сам есть солдат нищий! У Агаши-толстой разве возьмешь…

Сердце у Корвина упало. Неужели ей сказали? Ему мерещилось всегда во всем худшее. Теперь он Агашу давно не видел и даже не знал, что с ней.

– Она опять в нашем доме живет, – добавила Лиза. – У одинокого барина, не по нашей лестнице. Увидитесь, Бог даст.

– Нечего про Агашу, – сказал Корвин, повертывая разговор. – А ты зачем из Гатчины письма получаешь? Я, ты знаешь, какой, я за скандалами не гонюсь, а все-таки поберегись лучше, коли я что узнаю…

– Вот еще козырь! Испугались тебя! Убирайся-ка, солдат, подобру-поздорову, мало я из-за тебя горя натерпелась, убирайся! – Внезапно вспыхнув, Лиза кричала громко. Кто-то уже отворил дверь на площадку. Лиза убежала в кухню, загремел тяжелый крюк. Лаврентий покорно уселся на каменную ступеньку лестницы. Он решился просидеть хоть всю ночь, а уж выпросить у Лизы прощенье.

Пробило только одиннадцать часов. У барыни были гости. То есть, собственно, не гости, а один гость – офицер. Барин сидел запершись у себя в кабинете, занимался. Агаша-маленькая, почуяв любопытное, бегала туда и сюда в своих войлочных туфлях. Несколько раз она как сумасшедшая врывалась в кухню, падала ничком на кровать и душила себя подушкой, чтобы не слышно было, как она хохочет. Наконец не утерпела и Лиза и тоже пошла послушать у портьер, что такое говорит барыня со своим офицером.

В комнате было почти темно. Лампа с длинным малиновым абажуром неясно освещала фигуру красавчика Перлова, развалившегося на оттоманке, и Лидию Ивановну, взволнованную, бегающую по комнате в черном платье со шлейфом.

– Хорошо, но я не понимаю, зачем кричать? – лениво говорил Перлов. – Не спорю с вами, Петр Петрович – лучший и удобнейший из мужей, но все-таки, при вашей несдержанности, если он услышит, мы будем в неловком положении.