Том 4. Лунные муравьи - Страница 128

128

Никодим. Уединившись в Боге – от всех людских соблазнов мы должны бежать. А к нам пришел другой – и ты принял его.

О. Пафнутий. Это ты опять про Аннушку? Да разве она человек? Она – Божье дитя. Живет, как былинка, звездам да воде радуется. От нее разве страшно? Она совсем не человек.

Никодим. Может, и не человек.

О. Пафнутий. Что она тебе сделала? За что гонишь ребенка? Нет, неладные у тебя мысли, Никодим. Я – великий грешник перед Господом моим, а у ребенка душа чистая. Я ее тебе в обиду не дам. Как выгоню ее во имя Божье? Сам знаешь, сказано: милости хочу, а не жертвы.

Никодим. Сказано еще: кто не оставит мать свою, и отца своего, и дом свой и не пойдет за мной – тот недостоин Меня.

О. Пафнутий (грустно). Тебе книги разума больше открыты, чем мне. А все ж Аннушку ты у меня не обижай. Пусть живет.

Никодим. Благослови, отец Пафнутий, на колодезь за водой идти.

(В это время вбегает Русалочка, веселая, с мокрыми, распущенными по плечам, волосами. Она в той же старенькой рясе, в волосах у нее водяные травы, цветы. Она держит венок, сплетенный из круглых желтых купав. Она не замечает Никодима и прямо бросается к о. Пафнутию.)

Русалочка. Дединька! Добренький ты мой! Ты лапотки плетешь? А я на озере была. И посмотри-ка, дединька, я тебе… (Вдруг видит Никодима и останавливается, не смея продолжать.)

О. Пафнутий (поспешно). Иди-ка, Никодимушка, за водой. Ведерко у колодца. Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Никодим. Аминь.

(Подходит под благословение и удаляется.)

О. Пафнутий (ласково). Ну что, Аннушка? О чем задумалась?

Русалочка (проводив Никодима глазами, тихо). Я его боюсь, дединька.

О. Пафнутий. Полно-ка, чего бояться. Он зла человеку не сделает. Мы с тобой неразумные, а он слово Божье постигает. Нам не дано, а ему дано.

Русалочка (задумчиво). Я этого не знаю, дединька. А только у него глаза – как две свечки восковые, вот что у вас в часовне, чуть теплятся. А у тебя, дединька, глазки словно звездочки ночью. Я тебя не боюсь, а его боюсь.

О. Пафнутий. Ты Бога бойся.

Русалочка. А Бога я не боюсь. Ты сам сколько раз говорил, что Бог – добрый, добрее всех людей. Если Он даже добрее тебя – зачем же Его бояться?

(Садится около о. Пафнутия и начинает разбирать цветы. Потом вдруг вскакивает, с венком из желтых купав в руках.)

Дединька! Я и забыла! Ведь это я тебе на озере сплела! Посмотри, хорош?

О. Пафнутий. Хорош, хорош. Красивый. Божьи цветочки.

Русалочка. А примерь-ка! Дай я тебе надену.

О. Пафнутий (смеется). Что ты, что ты, затейница! На скуфейку, да венок!

Русалочка. Сам же сказал – Божьи цветы. Гляди, как хорошо! Ты совсем мой стал, в цветах! И скуфейка видна. По скуфейке, по краюшку, купавы озерные. Слышно тебе, как они пахнут?

О. Пафнутий. Водой пахнут, тиной. Ничего, хорошо пахнут.

Русалочка. А теперь я тебе песенку спою. Спеть? Так мне от этой воды, да трав, петь захотелось…

(Встает и становится перед ним.)

Вот, дедушка, песенка. Я тебе уж, никак, ее певала. А ты за мной подтягивай.

(Поет сначала тихо, потом все громче, с медленными, плавными движениями, как русалки в хороводе.)

Вода в камышах колыхается.
В небе загорелись зеленые звезды.
Над лесом луна подымается.
Смотрите, сестрицы, гаснут звезды!
Туман, как живой, извивается…
Туман – это наша душа водяная.
Он радеет и, тая, скрывается…
Туман – наша жизнь и наша смерть водяная.
В эту ночь все мы живы да радостны,
веселье наше – как лунный свет.
Давайте ж, перекликнемся,
все друг дружке голос подадим!
Мы, озерные, речные, лесные,
долинные, пустынные,
подземные и наземные,
великие и малые
мохнатые и голые,
все друг дружке о себе знать дадим!
О-йе! О-йе!
Отвечайте, братцы! Отвечайте, сестрицы!

(Во время конца песни слышно приближающееся пение Никодима, который возвращается с ведрами. О. Пафнутий и Русалочка сначала его не слышат.)

Никодим (за сценой).

Господу нашему Единому,
Справедливому и Грозному,
вечная хвала и слава!
Благословенна испытующая милость Его,
благословенна карающая десница Его,
рабы Твои служат Тебе, Небесный Царь,
поют Тебе хвалу и славу.
Отцу – Сына на смерть пославшему,
Сыну – брань и разделение создавшему, –
хвала во веки веков.

(Русалочка умолкает, прислушиваясь.)

Русалочка (несмело). Это он о том Боге поет, о котором ты мне рассказывал?

Никодим (ближе).

Тебе, не мир принесшему, а меч,
Тебе, кровью смерть победившему,
в силе и славе грядущему,
Тебе, Христос и Бог наш,
Хвала от ныне и до века!

Русалочка. Он кровью смерть победил, дедушка? Расскажи мне опять о Нем и о том, как Он дал людям бессмертную душу. Дедушка!

(Входит Никодим с полными ведрами. Глаза его опущены. Но у двери в келью он поднимает их, смотрит на о. Пафнутия и останавливается.)

О. Пафнутий. Ты что, Никодимушка?

Никодим. Цветы…

О. Пафнутий (немного дрожащей рукой снимая венок и улыбаясь). Это она… затейница… убрала меня. Божьи цветочки. Песни мне тут по детскому своему разуму играла. И убрала меня.

(Никодим молча смотрит на Русалочку. Она прижимается к старику и прячет лицо у него на плече.)

Никодим. Я слышал песни. Неподалеку был.

128