Матильда. Собственно не в квартире, а как бы вроде. Через площадку ейная квартира, ход, значит. Там сын у ней, гимназист. Да ей что квартира, завсе у нас околачивается, а нет – барин к ней, либо вместе куда в театр, ужинать, едут.
Марфа (взволнованная, но и заинтересованная). Ишь ты, батюшки! До какой низости дошел! А нам здесь и ни к чему. Обвел, значит. Постой, а барышня-то наша у вас как же? Ведь ежели такое дело – ведь на виду же?
Матильда. Она что: пришла и ушла, пока сидит – папочка да папочка… А вчерась пришла, – он со своей обедать в ресторан уехачи, она к Михаилу Арсеньевичу, у него это племянники его, барышни всякие, музыку, танцы затеяли… где ж ей что заметить? И сынок Анны Дмитриевны тут же, танцует он тоже модно.
Марфа. Как хотите, Матрена Ивановна, а только злодей он хитрый и злодей, безо всякого человеколюбия. Удивили вы меня, прямо как пришибли. Головы не соберу.
Матильда. Я понимаю, вас сразу афрапировало. Но что ж вам-то в состояние приходить, ваше дело стороннее.
Марфа. Девятый год смотрю… И вот какие хитрые дела открываются. Довольно низкие и хитрые. Не зря я всегда на него думала, что хитрый. Тут из-за одного из-за человеколюбия плюнешь, пропади все пропадом.
Матильда. Ну, хитрость-то небольшая, кто нынче без содержанок, их нынче на всякий вкус. Вот Михаил Арсеньич у нас – без глупостей, темпераменту он уж эдакого ленивого. Сейчас видать.
Марфа. Да как же все-таки… (Слышен стук отворяемой из коридора двери, голоса.) Наши пришли, ей-Богу наши! (Роняет, потом подымает полотенце.)
Матильда встает; быстро надела жакетку.
Входит Финочка, в меховой шляпке, и Елена Ивановна Вожжина. Худенькая, небольшого роста, быстрые, нервные движения, говорит очень скоро. Слегка поблекшая, но еще недурна. Бледная. Причесана пышно, что ей нейдет. Платье темное, не очень модное.
Елена Ивановна. Финочка, и что ты, право, опоздаем-опоздаем! Нисколько не опоздали, ну полчаса каких-нибудь! С этими извозчиками не опоздать! Тащится-тащится, а на трамвай твой есть возможность попасть? Рассуди сама! Марфуша, у тебя… (Заметив Матильду.) Ах, извините, вы…
Финочка (перебивая). Это Матильда! Вы от папы, Матильда? Здравствуйте!
Матильда. Добрый день, барышня. Вам записочка. Велели спешно, так я уж тут подождала.
Финочка. Записка? От папы? Значит, он… Он дома? Ответ нужно? (Берет записку, хочет распечатать.)
Матильда. Об ответе ничего не приказывали. Я уходила – так дома были, к ним двое господ пришли по делам.
Финочка. А, хорошо. (Читает записку.) Хорошо, хорошо. Спасибо, Матильда. Если еще застанете барина дома, скажите – хорошо, мы ждем.
Матильда. Слушаю. До свиданья, барыня; до свиданья, барышня.
Елена Ивановна (снимала шляпку, поправляла волосы, разглядывала Матильду. Кивает головой). До свиданья.
Матильда уходит. Марфуша за ней.
Елена Ивановна. Что это, в чем дело?
Финочка. Он пишет, мама, что опоздает часа на полтора или на два. Пришли к нему по делам. Обещал очень аккуратно, оттого и пишет.
Елена Ивановна. Ну вот вздор, какие формальности. Теперь или через час, – да когда может. Из простой вещи делается grand cas. Хотел он заехать ко мне – пожалуйста, я ничего не имею против, мы же не враги, слава Богу. Нет времени – не надо. А торжественностью такой обставлять…
Финочка. Это я, мама. Я просила, чтобы точно.
Елена Ивановна. И напрасно. Мы вот сами опоздали. Не застал бы – другой раз бы приехал. Я даже рада сейчас, что никого нет: утомляют души, полежать, отдохнуть хочется. (Ложится на кушетку.) Или в спальню не пойти ли? Там на кровати удобнее.
Финочка. Как хочешь, мама.
Входит Марфуша.
Марфуша, а ты яиц не сварила? Маме надо позавтракать.
Марфуша. Сейчас. На машинке поставлю. У меня здесь еще посуда не убрата.
Выходит в спальню, потом возвращается, несколько раз приходит и уходит, иногда что-то ворчит про себя.
Финочка. Ты скорее, Марфуша. Потом некогда, гости будут. Папа приедет. Папа приедет!
Марфуша. Папаша? Вон как. Вон оно что. Ну что ж. Мало у нас гостей бывает. Барин Михаил Арсеньевич сколько разов был. Без треску, без звону…
Елена Ивановна. Чего ты опять? Каким тоном говоришь? Пожалуйста, не забывайся.
Марфуша. Есть мне время забываться. А только Питер этот ваш, как угодно, надоел. Что шляпки на всех, да трамваи по людям ездиют, так на эту низость довольно наглядевшись. (Уходит.)
Елена Ивановна. Ужасно дерзкая. (Смеется.) И что она про Михаила Арсеньевича? Влюбилась в него, что ли? А он правда, симпатичен; журналист, а какой – светский!
Финочка. А он и прежде, мама, такой был?
Елена Ивановна. Какой? Светский?
Финочка. Да нет. А такой… ну, равнодушный, что ли. Ведь ты знаешь, мы дядю Мику все зовем: дядя, потерявший вкус к жизни.
Марфуша вошла.
Елена Ивановна. Неостроумно. Впрочем, я слышала о нем давно, что у него были какие-то серьезные переживания. Любил какую-то женщину… Она или изменила или что-то слукавила, не знаю уж. Ну, он тогда ей все в лицо высказал и оставил ее. Потом вдруг получает письмо, что она умерла.
Финочка. Ах, как ужасно!
Марфуша. У всех у них одна низость. (Ушла.)
Елена Ивановна. Я уж забыла, но, кажется, дело в том, что она не умерла, написала, чтобы попугать. Прилетел – а она и не думает. Ну, уж он тогда, конечно…
Финочка. Обрадовался, что жива?