Том 4. Лунные муравьи - Страница 131


К оглавлению

131

Русалочка. А мне все равно.

Ведьма (смеется). Шалишь, не обманешь! Будто совсем решилась? Не хочешь больше бессмертной-то души? И кто тебе сказал, что так уж наверно дединька твой свою душу потеряет, коли тебя крестит? Этого, друг, наверное знать нельзя. Так расхотелось души-то?

Русалочка (с отчаянием). Что ты меня мучаешь? Что тебе надо? Не хочу я, не могу я, если он не наверное не потеряет душу, если может быть потеряет! Зачем ты раньше мне не сказала?

Ведьма. А потому, что если б я тебе тогда сказала: смотри, человек, что согласится тебя крестить, может быть, свою душу за твою потеряет… ты бы мне тогда: ну что ж, ведь он добрый! – А теперь… Глупая ты голова! Разве я не вижу, как тебе томно? Я тебе помочь пришла, а ты меня коришь.

Русалочка (недоверчиво). Помочь? Как же ты мне поможешь?

Ведьма. Вишь ты, гордая какая стала! От людей про Человека узнала, так мне уж и верить не хочешь.

Русалочка. Ну, так говори скорее, если дело.

Ведьма. Не зазнавайся, девушка. Кабы не забава не моя, я бы тебя тут на полдороге и оставила. Будешь куражиться – и впрямь оставлю.

Русалочка. Да говори, тетенька Ведьма.

Ведьма. Вижу я, все вижу. Он-то согласен тебя крестить… А ты лучше в озеро. А бессмертная-то душа, видно, еще нужнее тебе стала…

Русалочка. Что мучаешь меня понапрасну?

Ведьма. Ну, не буду, не буду. Помнишь, девушка, говорила я, что коли не согласится старик тебя крестить, – так и другое средство есть? И без крещения можно бессмертную душу получить.

Русалочка. И дединькина душа не погибнет?

Ведьма. Ни-ни! Еще венцом от Того, от… Человека, прикроется. Так все люди будут говорить.

Русалочка (складывая руки). Тетенька! Благодетельница! Научи ты меня! Я теперь ничего не боюсь. Я на все пойду.

Ведьма (смеется). Вижу, много ты, рыбка, переменилась. Только смотри, заранее не хвались. Может, и забоишься. Я для тебя средство припасла. Тут оно у меня, в мешке. Да постой, чуть не забыла. Оно не на каждый случай, средство-то, годно. Ты мне скажи сначала, ты вправду этого старика любишь?

Русалочка. Как… люблю?

Ведьма. Ну, как люди любят. Детей своих любят, отцов любят, матерей, братьев… друг друга подчас.

Русалочка. Да слова-то я этого не понимаю, тетенька.

Ведьма (с удивлением). Неужто старик тебе не объяснил?

Русалочка. Нет, он говорил слово. Христос, говорит, любил людей… Я не поняла.

Ведьма. Ну-ну, ты мне Того… Человека-то… не называй. Вот старик глупый! Такого слова не объяснил. Придется мне с тобой толковать. Слушай. Любить – это ежели другой для тебя дороже самого себя сделается. Смотришь на него – и радостно тебе, а если ему хорошо и весело – так и тебе хорошо и весело.

Русалочка (слушает с жадностью). Да, да!

Ведьма (продолжая). И ты, если любишь кого, ничего для него не пожалеешь, от себя возьмешь и ему дашь. А если больно ему – тебе от его боли еще больнее. А если смерть к нему идет – ты сама за него смерть примешь, чтобы ему не умирать.

Русалочка. Тетенька! Милая! Спасибо тебе! Все я поняла! Все я знаю, вот точь-в-точь… Только слова и не знала! И еще, тетенька… (тихо и внятно) – еще, если я люблю кого, и слышу – Он зовет меня, хочет меня… не могу я не идти к нему!

Ведьма (замявшись). Ну это… Это уж ты… опять про Того. Я тебе про человечью любовь говорила. Так вот теперь ты знаешь, ну и скажи, любишь ли старика? Потому если не любишь, – вот как я тебе говорила, чтобы от пылинки, если сядет на него, было тебе больно – тогда средство не годится.

Русалочка. Дединьку я не люблю? Знаешь ты, тетка Ведьма, зачем спрашиваешь! Ведь я в озеро пойду, коли без моего озера душа у него умрет. Я все назвать его хочу, как сижу с ним и слушаю, отрадно мне с ним и тихо, и только вот назвать не умею, и от этого больно. Я вся в нем, точно родилась от него, и худо у нас с ним одно, и благо одно. А если случится, что от моего худа ему будет благо – так неужели не возьму на себя худа, и не будет оно мне благом?

Ведьма. Ну, ладно. Обрадовалась. Отворила я тебе плотину. Ишь ты, прижилась с людьми-то, любить стала! Да это тебе на руку. Вот средство-то, девонька.

(Вытаскивает, не торопясь, из мешка нож с очень длинным и тонким лезвием. Лезвие гибкое, стальное, с красноватыми, яркими отблесками.)

Русалочка. Что это?

Ведьма. А нож. Такой нож славный. Просто даже удивительный. Ты вот его возьми, да после вечерен и ступай к часовне. Старик-то тебя когда, – после вечерен хочет крестить? Он, значит, на паперти поджидать будет. Он тоже старик упорный. Ты его не уговоришь. Сказал – хочет крестить – ну и покрестит, и не оглянешься. И душу – кто его знает – может, и потеряет из-за тебя.

Русалочка. Сказала я, – не буду от него креститься! Так что же, тетенька, не пойму я…

Ведьма. А ты не перебивай. Слушай. Подойдешь к старику своему – не давай ему заговорить, и сразу его этим ножом и ударь. Вон у тебя руки-то какие сильные. Ударь его, да чтоб поглубже нож вошел, и как брызнет на тебя кровь его, так сразу в тебе все переменится, станешь, как люди, теплая, и войдет в тебя душа. Ну, поняла? Чего глядишь? Экая бестолковая!

Русалочка (медленно). Это… чтоб я… дединьку убила?

Ведьма. Ну, да. Чтоб его кровь, твоей рукой пролитая, тебя коснулась. Душу ведь его ножом убить нельзя. Душе его от этого еще легче будет. Твоей, может, тяжело. Люди говорят, что… Он не прощает тому, кто прольет кровь. Он и будет мучить твою душу в наказание. Так люди говорят.

131